Пациент - Галина -

Мистер Олливандер вернулся ко мне. Он вынул из футляра темную палочку и протянул ее для осмотра. Но я почувствовал, что не могу взять в руки палочку Снейпа. Даже если он сам еще не знает, что эта палочка его. И я убрал руки подальше от прилавка:

— Спасибо, сколько с меня?

В магазине у мадам Малкин почти ничего не изменилось. Гарри, Гермиона и сама мадам стояли все в той же комнате. Снятие мерок уже закончилось, и опять обсуждались моды. Но теперь это уже были не ткани, а покрой.

— Гермиона, — Гарри осторожно окликнул свою подругу. — Кажется, мы уже все решили. Может, мы с Невиллом пойдем?

Разговор прервался, и теперь Поттер, как и я несколько минут назад, не знал, как объяснить свое желание.

Молодая женщина при виде его смущения смягчилась:

— А рубашка, а брюки тебе не нужны?

Она вздохнула и с мученическим видом обернулась к продавщице:

— Мужчины!

— И не говорите, — поддакнула мадам. Теперь женщины вздохнули обе: и за что Мерлин их так наказывает? Почему мужчины не могут быть чуточку ответственней?

— Рубашку зеленую, тонкую. Рукав длинный. Материал на ваше усмотрение. Брюки черные.

Когда все было принесено и упаковано, мы с облегчением переглянулись. Но не тут-то было.

— Мадам, нам нужен еще один комплект.

Я почувствовал, как сердце у меня упало. Пристальный взгляд мадам Малкин пробежал по моей скромной особе.

Гермиона тоже посмотрела на меня, осудила мою излишнюю полноту. А потом махнула на меня рукой:

— Нет, мадам. Доктор Лонгботтом пусть сам разбирается со своей одеждой. Нам сейчас нужна еще одна мантия такого же размера, из той же ткани…

Они обе снова воззрились на Гарри. Гермиона оценивающе прищурила один глаз:

— … но на десять дюймов длиннее. У брюк и рубашки рост соответственно увеличьте. Да, рубашка должна быть черного цвета, — добавила Гермиона.

Это для Снейпа, понял я. И подивился, почему сам не подумал об одежде для него? Гарри тоже все понял, зато не поняла ничего мадам.

— Но как же он будет ходить в такой мантии? По земле же волочиться будет, и на подол будет постоянно наступать.

Гарри улыбнулся в ответ:

— Ничего, я ее приподниму немного.

Да! Мелькнувшая у меня в воображении картина была чересчур уморительна и для меня-то, а для продавца… Вытянувшееся лицо мадам Малкин было очень красноречиво.

— Вы уверены? — она в сомнении посмотрела на Гермиону. — Это что, новая мода?

Наша подруга молча кивнула. Продавщица одежды погрузилась в глубокие размышления. Что она обдумывала, для меня было загадкой, как и то, что кто-то может говорить серьезно и о ТАКОЙ моде.

Мы договорились, что покупки будут присланы завтра утром ко мне домой, раз Гарри остановился у меня… У меня?! Сюрприз! А я и не знал. Гермиона многозначительно посмотрела при этом на меня. На улице мы попрощались до завтра. Мне пора к себе в клинику, а мои друзья отправились в сторону… обувного магазина. Последнее, что я слышал, было:

— Гермиона, а ты уверена, что Снейп настолько меня выше? Я вроде бы вырос.

— Не сомневайся. Как бы еще коротко не оказалось. Мантия Рона бы подошла. Но у него обе парадные мантии бордового цвета. А такую Снейп не оденет даже под Империо.

Я мысленно согласился с этим и аппарировал.

Оказавшись возле главного входа клиники, я, не задерживаясь, пошел к лифту. Опять я на работе появляюсь в последний момент. Грег, наверное, уже на часы посмотрел раз двадцать. Лифт быстро поднял меня на третий этаж, и я заглянул за массивную дверь с надписью «Отделение психических травм». Шеф стоял в противоположном конце коридора, и проход к нашей с Грегом комнате был перекрыт. Пока я раздумывал, что делать — идти нахально вперед или подождать (вдруг доктор Клиффорд уйдет) — меня заметили. И это была Эльза. Девушка сделала мне знак и вцепилась в рукав мантии нашего шефа. Что-то мне это не понравилось. Не хочется снова стать ее должником. Но меня никто и не спрашивал: мисс Штрехт что-то говорила шефу, развернув его спиной к двери, в которую по-прежнему смотрел я.

За спиной начальника появилась вторая рука Эльзы и поманила меня. Не пропадать же трудам девушки? И я постарался тихо пройти мимо этой парочки.

Неужели и я так же глупо выгляжу, когда разговариваю с Эльзой? Немка уже пустила в ход самые обворожительные обертона своего голоса, и шеф боролся за свое благоразумие из последних сил. Бог в помощь!

А я благополучно скрылся в своей комнате. Как я и думал, доктор Фингрид уже готов отряхнуть со своих ног пыль и прах нашей больницы — впереди его ждет новое приключение. Он опять в своей самой лучшей мантии: вишневой с искрой. Я удивленно поднимаю брови. Но мой приятель и не ждет вопросов:

— Невилл, я с такой красоткой вчера познакомился. Это полный отпад. Боже мой, а как она одета!

Я переодеваюсь, но не теряю нить излияний Грега, поэтому вовремя вставляю нужный вопрос:

— А кто у нее родители?

— Маму я еще не видел, а отец руководит всей нашей таможней. Представляешь, сколько там возможностей?

Грег вздыхает, а я не очень понимаю, о каких возможностях идет речь. Но доктор Фингрид не замечает моей реакции, он мечтательно смотрит куда-то в неведомую даль:

— А ты знаешь, какой умный у нее родитель? Сразу сказал, как только поближе познакомимся, он и меня к ним пристроит… Санитарным врачом… Как думаешь, потяну?

Я был удивлен еще больше, но постарался, чтобы Грег этого не заметил:

— Кхм. Наверное, сможешь. А как же эта работа, в клинике?

— Эта? — переспрашивает мой коллега. — Такую работу я найду всегда. Можно подумать, ты не хочешь сменить наших психов на что-нибудь поприличней. Но не сомневайся, как только устроюсь на новом месте, я и тебя не забуду.

Грег ушел ковать свое счастье, а я… начал свой обход.

И начал его с мистера Вилля. С первого взгляда было ясно, что здесь дела идут на поправку. И глаза утратили свое равнодушие, и сердце стучит бодро. Мой пациент малоразговорчив, я и сегодня не ожидал от него никаких объяснений. Но имеющий глаза да увидит! На прикроватном столике лежало раскрытое письмо. Хорошо! Было бы еще лучше, если бы мистер Вилль и в отсутствие писем умел не поддаваться депрессии. Надо еще подержать его у нас… Хотя это явно не мой случай.

Палата Аниты Смит пуста. Тут я не задерживаюсь и иду к пациенту, переведенному из хирургии. От ожогов остались только светлые пятна на коже. Но почему он не приходит в сознание? Загадка. Надеюсь, анализы это разъяснят.

В палату родителей я идти боюсь. Я же хотел сегодня решить, что делать дальше. Но совершенно не в состоянии это сделать. Ну что случится, если решение отложить? Вот закончу свои дела со Снейпом и тогда… Обязательно что-нибудь решу. Мама, папа, подождите еще два дня. Хорошо?

Да, Снейп. Не пора ли зайти к нему? Аврор у дверей поздоровался со мной первым. И как ему не скучно сидеть целыми днями в этом кресле? А сменщика его я и вовсе не видел. Да и не хочу видеть, признаться… Я чувствовал пронзительный взгляд, пока за мной не закрылась дверь. И все-таки ему скучно, вот и сверлит проходящих взглядом. Неприятное чувство. У меня даже мелькнула мысль — а вдруг он мысли читает? Еще вчера я бы об этом и не думал, а сегодня другое дело… Но даже если он не прочтет, впереди ждет еще мой профессор. Нужно и от него скрыть всю утреннюю подготовку. Завтра узнает обо всем, завтра… И я цепляю на себя профессиональную маску.

Один укол в сгиб руки, и Снейп заворочался, просыпаясь. Если все получится, то спать ему в больнице осталось всего один день.

Пока он выбирается из своих сонных грез, а может быть кошмаров, я рассматриваю ровную стопку Ежедневного Пророка. Мои бы газеты были так сложены… Ничего не поделаешь, такой аккуратности у меня нет, и никогда не будет. Не стоит и мечтать.

А книги нигде не видно. В палате и места для нее больше нет. Если конечно не считать… Я посмотрел на Снейпа. Неужели книга под подушкой?

— Здравствуйте, профессор, — тороплюсь я. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — я получаю обычный ответ. — Только голова болит. Чем это вы меня вчера пичкали?

На этот вопрос я отвечать не собираюсь. Не его это дело, я врач — чем надо, тем и пичкаю.

— Сейчас медсестра принесет обед. А потом я хочу, — немного тяну время, чтобы добиться внимания, — чтобы вы не меньше двух часов провели на ногах.

Снейп вскинул голову, язвительное замечание уже было готово сорваться у него с языка. Но я его опередил:

— У вас опять есть вопросы о стиле моего лечения? Я вчера уже объяснял свою позицию. Или я выражался не очень доходчиво?

Делаю паузу, но не затягиваю, и последний залп:

— И сколько раз я должен повторить, чтобы до вас дошло?

Профессор отвернулся. Представляю, как он меня сейчас в душе клянет. Ничего, пускай. Я сам его семь лет проклинал… мысленно… Но следить за тем, чтобы он сегодня ходил по палате, придется. А то ведь проигнорирует мое распоряжение… С него станется… Ничего, газет много. Пока я их все не прочитаю от корки до корки, профессор будет ходить. Жаль, поспорить не с кем: сколько раз за эти два часа он попросит о перерыве? Раз десять… или ни разу? Я еле удержался от мстительной улыбки. Боже, какие недостойные мысли! Но куда же денешься от себя? Приятно, Слизерин меня забери!